Как быстро летит наше время, добавили годы морщин.
О чём ты сейчас вспоминаешь, поведай нам всё, Командир.
Ты вспомнишь, как ты босоногим по матушке Волге бродил,
И как ты с расквашенным носом под вечер домой приходил.

Вас мать не ругала, не била, хотя нужно было порой,
Лишь так, чуть в затылок, толкала мозолистой крепкой рукой.
Ты в школу ходил, как на праздник, и к знаньям тянулся всегда,
Читал мужикам вслух газеты, задачи решал до утра.

Ты горя изведал немало, ты рос без отца, знал нужду,
Ты слабым вставал на защиту, гонял во дворах ты шпану.
Дороги тебя вдаль манили, и грезил ты морем своим,
И скоро мечта твоя сбылась, ты стал офицером морским.

Ты флоту отдал почти сорок, ты с ним подружился, с ним жил,
Но в памяти первые двадцать, когда на подлодках служил.
Ты помнишь тот город на сопках, и бухту с названием Улисс?
И нашу подводную лодку, вцепившуюся швартовыми в пирс?

На ней мы в походы ходили, делили и хлеб, и табак,
Условных противников били во время торпедных атак.
А помнишь, как мы штурмовали в надводном Корейский пролив?
Как нас СКР обнаружил? Он словно магнит к нам прилип!

Он мчался по встречному курсу, винтами взбивая буран,
Японец вполне был уверен, что нас он возьмет на таран.
На лодке сыграли тревогу, приказ командира – «Всем вниз!»,
Из рубки центральной свалились — сигнальщик, старпом, особист.

Японец пронёсся над рубкой, в трёх метрах винтами звеня,
Я видел, как капельки пота с лица потекли у тебя.
Я помню, как мы провалились с большим дифферентом на нос,
И как Цыганову за это давал ты в центральном разнос.

А помнишь, как мы заскочили в японских сетей лабиринт,
В его коридорах мы долго бродили, боясь намотать их на винт.
А помнишь, как нас обложили в районе учений АУГ?
Локаторы в корпус долбили, порой вызывая испуг.

И лодка, стараясь скрыться, металась, как загнанный зверь,
Всплывала и вновь погружалась, пытаясь найти себе дверь.
Но янки нас крепко держали, не дав нам подвсплыть с глубины,
Вдруг грохот обвальный раздался примерно в районе кормы.

Но тут вдруг шумы стали таять, локаторы тише стучать,
«Пробить бы зарядку и корпус проверить», — сказал командир БЧ-5.
Его все на лодке любили, ценили, и это не зря,
Давал ведь он ход субмарине, живучесть держал корабля.

Подвсплыв, в перископ огляделись, поблизости нет кораблей.
Механик с осмотра явился с букетом плохих новостей:
«Пробито насквозь две цистерны, солярка вся вышла за борт».
Как нож меж лопаток вонзился механика грустный рапорт.

«До базы дотянем?». «Дотянем». «Тогда оба полный вперед».
Я думаю, мы не забудем тот трудный для всех нас поход.
Сейчас я стараюсь все вспомнить, и жутко становится мне,
Ведь смерть с нами рядом шагала, как будто все было во сне.

За то, что нам солнце сияет, за то, что мы смотрим на мир,
За то, что в живых все остались, спасибо тебе, Командир!
Твой образ мог лечь бы в романы, с тебя бы картины писать.
Тобой, Командир, мы гордимся, ты нам как отец и как мать.

Николай Арнаутов,
в 1960-е годы старшина команды трюмных ПЛ С-141,
2013