Контр-адмирал Штыров. Пророк

«Всё проходит, ничего не остаётся, кроме смерти и славы о подвигах».
Германский эпос «Песнь о Нибелунгах»

***

В канун Нового года, открывавшего очередное тысячелетие, среди взаимных поздравительных звонков один из всех мне по­казался «не в рифму».

Это был обмен позывными. Пока не бортовыми залпами.

В памяти, до звонка, мой абонент оставался мужчиной весь­ма крутого замеса. Не смаргивавшим на вводные при общении даже с власть предержащими особами. Причём, как знается, не из вредности. А когда по делу, так случалось, если надо, камни косил.

Что мне о нём было известно согласно морским скрижалям и ещё по флотскому фольклору, да и просто байкам? Пахарь моря «на дизелях» 613-го проекта всепогодного розлива. За плечами с дюжину автономок. Знал театр с окрестностями не по лоциям, а пролез его днищем лодки по грунту, чуть ли не обдирая краску с корпуса и не обрывая тарелки кингстонов. На ура, всем смер­тям на зло одним из первых форсировал закрытый для плавания Корейский пролив над спящей с 1905 года русской Цусимской эскадрой. Сигналом тифона доложил погибшим морякам, что их помнят и чтут. В июне 1963 года, по заданию командования, на боевом патрулировании проник в центр учения 7-го флота США. Учебно атаковал главную цель. Подвергся длительному пре­следованию силами противолодочной обороны американской эскадры с фактическим боевым бомбометанием, выполненным эсминцем «Тауэрс», давшим своё оповещение «по флоту» об уни­чтожении чужой подлодки в районе учения. Служба наблюдения нашего флота расшифровала сигнал противника. Товарищи по оружию, тайно от супруг, ему устроили панихиду в ресторане «Золотой Рог». Так он и там ещё отметился, побывав на собствен­ных поминках!

Впоследствии, за нашим мужским обменом по существу от­веданного в тот раз урока на вопрос в лоб, он ответил прямо, без паузы:
— Считаю, командир «Тауэрса» служил только за бабки. Без понятия о чести своей страны. Я хотел бы посмотреть ему в глаза…

Известно было также, что этот суровый человек для души пи­шет стихи.

С Анатолием Тихоновичем наши отношения сложились в тугой морской узел. Вплоть до его кончины они поддерживались лич­но и эпистолярно. Но проведываю его и на погосте, когда надо посоветоваться по делам флотским. Без дипломатии. Он был и остаётся в памяти мудрым и прямым, как оглобля. Без лукавства. До себе в ущерб.

***

Мой очерк о погибшей К-129 его, очевидно, задел. Я там был краток, зная тактику лодки на боевой службе быть безмолвной тенью, однако на этот раз не увернувшейся от судьбы. На войне как на войне. При всём просоленном штормами опыте команди­ра Кобзаря, его осмотрительности, ракетоносец всё-таки одно­значно погиб в точке «К». В одном из двух вариантов: авария не выдержавшей перезагрузок матчасти оружия или техсредств; либо… страшно сказать, был вычислен противником прямо на пороге в чужое полушарие и встреча с ним стала роковой… Во что верится с трудом. Но другого не дано. Гостайны принято по­гребать, как и трупы, только за свинцовыми печатями. Но не навсегда. Потому что, как известно, любая тайна когда-нибудь становится явной. После состоявшегося разговора с Анатолием Тихоновичем были смысл и база для продолжения темы в более серьёзном исследовании. Раз на моём горизонте возник не про­сто бывший сиделец в кресле первого заместителя начальника разведки целого океанского флота, а профессионал не на один порядок выше штатных требований к такому чиновнику под его функциональные обязанности.

Судя по источникам, гробокопатели от спецслужб США Шты­рову засветились ещё в те дни и часы, когда рылись в точке «К» в останках К-129 прямо в центре Тихого океана в ходе своей опера­ции «Дженифер». Рылись, чтобы затем взломать коды и прочесть переписку лодок со штабами за 10-15 последних лет их боевой службы, да из сейфа командира ещё и извлечь рыжий пакет, весь в сургучах, где названы объекты на удар, согласно атласу целей.

Согласимся, интимнейший момент! Такой замысел по плечу только государству, бросившему вызов и Богу, и Сатане! Пишу без пафоса, монотонно, в режиме реального времени. А тогда ещё каперанг А.Т. Штыров пришёл к командующему Тихоокеан­ским флотом СССР адмиралу Н.И. Смирнову с информацией для решения:
— Товарищ Командующий, над точкой «К», где лежит на грунте за отметкой глубины 5 000 метров в центре Тихого океана наша затонувшая подводная лодка К-129, позиционируется корабль- платформа, готовый её поднять со всей секретной начинкой…

Доклад прошёл вплоть до высших инстанций в Главном штабе Военно-Морского Флота СССР. Да там и осел. Главные штабисты авторитетно решили:
— Американцам, да и кому-либо вообще, такая задача по плечу будет не ранее XXI века!

Не поворачивается язык от вполне понятных слов о такой наивной самоуверенности. К слову сказать, подобная успокаи­вающая самонадеянность высоких штабов ещё не раз подводила флот. Несколько отвлекаясь от главной темы о судьбе К-129, об­молвлюсь открытым текстом о случившемся значительно позже. Под боком у США, в Саргассовом море, на глубине за 4 000 ме­тров упокоен наш атомный ракетоносец К-219, погибший в 1986 году, в канун встречи Горбачёва с Рейганом в Рейкьявике. С грозным арсеналом баллистических ракет на борту. И ма­тросом Сергеем Премининым, Героем России, несущим теперь вечную вахту в реакторном отсеке ракетоносца. В паузе между коммерческими спусками к всемирно известному «Титанику» российские глубоководные аппараты «Мир-I» и «Мир-II» нырну­ли к той жертве «холодной войны» на дно, под мощные водо­росли Саргассова моря. На пари: среднестатистическому граж­данину страны не догадаться, что они там обнаружили. Корпус стратегического корабля, разумеется, на месте. В координатах, известных всему миру. Из уважения к России, как заявлено, его бы следовало обходить всем стороной. Молча. Но… Батискафы увидели, что шахты, простите, зияют пустотой. Их опорожнили ещё в XX веке. Кто это сделал? Информация, как говорится, к размышлению…

Вернёмся назад, в 1970-е. Непосредственный начальник Шты­рова в адмиральских орлах удостоил своего первого заместите­ля беседы с глазу на глаз. И так как между ними отношения оста­вались служебными, часто не без контркурсов по делу, покрутив пальцем у виска, а потом поднять его в потолок, командир со снисхождением выдан своё резюме:

— Есть мнение наверху, тему надо закрыть до XXI века включи­тельно.
— Разрешите продолжить наблюдение за действиями платфор­мы, — выпрямился подчинённый, встречаясь взглядом с началь­ником.
— Разрешаю, — снизошёл шеф. — В пределах возможностей службы.

И на том отбыл в служебную командировку. Оставшись стар­шим на рейде в своей епархии в масштабах флота, каперанг не оставлял вниманием подозрительный объект янки в точке «К». Пользуясь любой подвернувшейся оказией, от проходившего мимо корабля до разведывательного самолёта, старался держать его постоянно в поле зрения. Под опекой. И когда тот перешёл на закрытые каналы связи, подтверждавшие готовность уже при­ступить к операции подъёма К-129 с грунта, не взирая на сдер­живающее мнение непосредственного начальства, обязывавшее его молчать, на свой риск дал в Главный штаб Военно-Морского флота шифровку:

«Анализ деятельности специального судна «Гломар Эксплорер» в районе точки «К» Ш-40° 00’ сев. Д-180° 00’ зап. даёт основание полагать, что некоторые ведомства США завершают подготовку и в ближайшие сроки могут предпринять подъём со дна Тихого океана советской ПЛ К-129, погибшей в 1968 году.
…Прошу Вашего разрешения переразвернуть корабль КРТР «Приморье» в точку «К» с задачей слежения за действиями сил США в целях принятия немедленных решений.
Врио начальника разведки ТОФ Штыров».

Это был не крик души, а, если хотите, мужественный посту­пок. Ответ был испепеляющим. И более чем лаконичным. При­чём вежливый до издёвки: «Врио начальника разведки ТОФ. Об­ращаю ваше внимание на более качественное выполнение пла­новых задач. И. Хурс».

Убийственная формулировка с оплеухой от старшего началь­ника подчинённому обошлась без инфарктов и инсультов. Всего лишь бессонной ночью наедине с горой окурков в пепельнице. Тогда он был нравственно и физически здоров. Окончательно пришедшим к выводу, что вышележащий штаб своим отношени­ем дал шанс господам из Лэнгли надругаться над чужим для них погостом. С далеко идущими для флота последствиями. Какие не заставят себя ждать.

Кара пришла хромоногой, но неотвратимо. Спустя полгода от обмена бортовыми залпами шифровок в чертогах специальных учреждений супостата разразился скандал, выплескнувшийся на страницы прессы с подробностями уже состоявшегося подъёма К-129 из преисподней океана. Американские власти цыкнули на боссов средств массовой информации за утечку своих гостайн, чем только подлили масла в огонь. В военном отделе ЦК КПСС иностранную периодику тоже отслеживали. И первым потянули к ответу Главкома ВМФ СССР С.Г. Горшкова. На только назначен­ного командующим Тихоокеанским флотом В.П. Маслова тот, по закону домино, разразился без дипломатических кувертов:
— Так получается, это я прос…л лодку?

Бывший на докладе у флагмана Штыров сразу понял, о чём речь, и поспешил ретироваться, так как раздачи ценных подар­ков не ожидалось. Но был остановлен в шаге за дверь. На изуча­ющий взгляд командующего, не сморгнув, ответил:
— Разведка флота своевременно вскрыла замысел операции спецслужб США и действовала с ними синхронно, в режиме ре­ального времени. Подчеркиваю, вместе с ними, но на её срыв. Зная обо всём, ни командование флотом, ни вышестоящие шта­бы не приняли мер по противодействию американцам!

В адрес Главкома ушла шифровка со всеми документами тихо­океанцев и ответами из Москвы. Столица очередные трое суток соображала молча. Затем Горшков приказал отправить в точку «К» боевые корабли. Лучше поздно, чем никогда.

Там над погостом исправно гулял океанский штормовой ветер. Должностным лицам также раздали кому что полагалось. Понят­но, что у дальновидного и настойчивого каперанга Штырова по­явились крупные недоброжелатели среди получивших своё мо­сковских штабных флотоводцев. Он был вынужден перейти на другую должность. А потом и вовсе перевёлся на свою любимую с лейтенантских лет Камчатку.

На том и стоим незыблемо.

***

Много лет спустя меня интересовало, чем владел каперанг Штыров, когда так смело озадачивал начальников своими вво­дными…
— Анатолий Тихонович, правильный ответ на операцию «Дже­нифер» вы подглядели у американцев, — сообщил я в первый свой визит к нему в Москве. Рискуя быть выставленным за дверь за собственную наглость. — А как Вам это удалось? Разведка, как и жизнь, обратных ходов, наверное, не имеет…
— Да уж и не в подкидного партия, — включился он в диалог буквально с пол-оборота. Видимо, и самому проблема в повод для размышления. — И не преферанс, это уж точно. Скорее хо­рошую разведоперацию есть смысл сравнивать с удачным шах­матным этюдом. И то с тем, где ходы наперёд просматриваются отнюдь не по учебному пособию. Разумеется, противника надо детально изучать и знать, чтобы иметь поменьше неожидан­ностей.

Разговор обещал стать интересным, и я рискнул даже ещё на ступеньку обострить его:
— Судя по тому, как Вы перешли на другую должность, а до того подбрасывали гайки своему шефу на прожёвывание так смело, что он Вас сдал, у Вас был свой метод, — нагло заявил я. — Гоните меня пока в одну, а не в три шеи, я хочу знать отчего и почему действия американцев были для Вас прозрачными. Вы не смо­тритесь школяром, изучающим жизнь по букварям.
— Интересное кино получается, — не выходя из себя простужен­но прохрипел мой хозяин, очевидно, задетый за живое. — Про­щаю за настойчивость из Вашей преданности к своему «бате» — командиру Кобзарю. Расскажу кое-что из того, что со сменой эпохи сегодня секрета уже не представляет. Скорее стало достоя­нием истории. Послушайте, если готовы.

***

Каперанг А.Т. Штыров до своего появления в «светлице» раз­ведки штаба флота имел одну слабинку. А именно, сменив ам­плуа, по новому месту привязки обычно первое время оставался слегка не в своей тарелке. И готов был чуть ли не завернуть сани вместе с оглоблями в своё старое качество. Сменив живую жизнь эскадры подводных лодок на письменный стол с видом на при­чал № 33 под окнами своего этажа, ему штабные игры показа­лись не тем, к чему привык. Здесь культура обращения с бумага­ми возведена в степень до девятого вала. С учётом человеческого фактора общения к таковому следовало приноровиться. Во всех трёх измерениях. С аксонометрией симпатий и антипатий. От­душиной в местном бумаготворчестве, если не спасительным кругом для него было чтение отчётов командиров лодок с бое­вой службы. Имевших фронтовой привкус. Через них чувствовал себя в рабочем тонусе и своей колее. Впрочем, каких-то откры­тий за чтением оперативных сводок он для себя не ожидал. Но бросалась в глаза особенность статистики. Оказывается, за пер­вое полугодие на театре самолётами США «Орион — РЗ — С» уже использовано порядка 150 тысяч радиогидроакустических буёв для наблюдения за подводными средами. Каждый стоимостью с советский телевизор системы «ПАЛ — СЕКАМ». Получается це­лое ковровое покрытие буями отдельных, интенсивно обследуе­мых американцами акваторий. Информация к размышлению. Для самой богатой страны мира подобное расточительство, конечно, возможно. Но ведь и янки, при всей своей кажущейся безалаберности, умеют просчитывать затраты и понимают, где дивиденды. А ну-ка, если каждый самолёто-вылет увязать плот­но к координатной сетке, то, может, удастся узнать причину их странной щедрости?

Ровно через год, уже чувствуя себя твёрдо в седле по кругу главных обязанностей и отчётностей, в том числе согласно табе­лю срочных донесений, каперанг А.Т. Штыров, без посвящения своих трудяг — подчинённых «мозговой группы» — в собственные предварительные выводы отправился на приём к Комфлоту. Тог­да в том качестве пребывал адмирал Н.И. Смирнов, уже готовив­ший себя к убытию в столицу на должность первого зама Главко­ма ВМФ СССР. К серьёзному диалогу с будущим государственным мужем А.Т. Штыров имел при себе портфель с «атомной бомбой среднего калибра» в рабочей тетради и пенал с картой классиче­ских размеров 2,2 на 1,5 метра.

Комфлот, остывая от его доклада, полюбопытствовал:
— А операторам известно ваше крамольное предположение, что авиация противолодочной обороны США может отслежи­вать маршруты и барражировать над нашими находящимися на боевой службе подводными лодками?
— У заместителя начальника управления моё сообщение энту­зиазма не вызвало, — честно признался Штыров, не ожидавший ни хвалебных од, ни ордена в петлицу. Наоборот, новые заботы.

Однако Н.И. Смирнов в суть дела вник почти мгновенно. А до­тошный допрос докладывающего следует объяснять тем, что Комфлота безусловно интересовало, какими перегрузками фло­ту обойдётся изложенное.

Через пять минут слева и справа от беспокойного каперанга возникли извлечённые из кресел начальники оперативного и разведывательного управлений штаба флота. А командующий, ни на кого не глядя, с руками за спину, давал им вводную.
— Мы провели частное исследование по организации слежения американцами за нашими силами, — начал он издалека вежли­вым менторским тоном, одаривая подчинённых проницатель­ным взором. Подавая идею Штырова для пущей важности как свою. — Слушать внимательно. Приказываю сверить номера и масштабы карт. Операторам на своём бланке нанести маршруты движения советских стратегических ракетоносцев фактически. В своём колере. Разведчикам сработать за противника в синем цвете. Показать, как с вашей точки зрения выглядят эти маршру­ты глазами американцев, основывающихся на данных их средств разведки и контроля. Нанести их на свою карту с привязкой к ко­ординатной сети исключительно по зафиксированным данным фактической активности противолодочных сил США. Доклад по готовности. Друг за другом не подглядывать. Спрошу, строже не бывает.

Жернова закрутились в заданном направлении, выдав на-гора обезоруживающий всех продукт. Когда, в присутствии ограни­ченного круга лиц, бланкетки наложили на планшет с подсвет­кой, оба чертежа совместились со 100 % совпадением маршру­тов. Эффект был потрясающим для фигурантов общей сцены.

Комфлот, в порядке острастки, устроил несколько совещаний с командирами стратегических ракетоносцев и, чтобы те впредь не обольщались в своих отчётах за походы, назвал вещи своими именами. Океан велик, но его вроде бы безбрежные просторы плотно просматриваются противником. Антеннами стационар­ной системы дальней гидроакустической разведки и наблюде­ния США. Свободно барражирующими самолётами — противоло- дочниками, под завязку начинёнными радиогидробуями. А под «ковровым покрытием» сброшенных ими буёв фланируют тени чужих атомарин, потому как они сопровождают наших подво­дных ракетоносных «невест» в убойной дистанции 35-40 миль от каждой. Выходит, правильно прочёл ситуацию А.Т. Штыров со своими аналитиками.

***

Общение с адмиралом дало новую пищу для размышлений о судьбе ракетоносца Владимира Кобзаря, которые никогда и не оставляли мою голову.

Благодаря патронажу Анатолия Тихоновича, мне повезло и отследить 1 230 миль траектории движения К-129 от бухты Авача на Камчатке до точки её гибели в исполнении следовавшего за нашей лодкой по пятам американского многоцелевого атом­ного убийцы — ПЛА «Суордфиш», или, по-нашему, «Меч-рыба». Имею смелость утверждать, что это удалось именно благодаря авторитету А.Т. Штырова в морских, и не только, кругах. К его слову прислушивались профессионалы из звена коллег тайной службы.

Нужно констатировать и ещё один интригующий факт. Каперангу Штырову в советское время во флотской разведке в пре­делах собственных прерогатив работалось стабильно и уверен­но. На Советы, а значит, и на него тоже, работал пролетарский интернационализм и его передовой отряд — III Интернационал, потому и не было на планете самого наисекретнейшего сейфа, куда наша разведка не могла бы заглянуть. И когда в беседах я расспрашивал теперь уже старого адмирала Анатолия Тихоно­вича, откуда он знает о заходе американской АПЛ «Суордфиш» в японскую базу Йокосука и почему связал его с гибелью К-129, он не отказал посмотреть мне прямо в глаза:
— Наш идейный, а не за денежки, источник из японцев сооб­щил, как эта шлюха вползла в военно-морскую базу со свёрнутой набекрень рубкой для срочного, аварийного ремонта. Обратным ходом выяснили, что америкоска отметилась в Йокосуке ровно через то время после последних сведений о ней, которое необ­ходимо для пути в базу от точки «К». Именно к этой точке спустя несколько лет и проявили колоссальный и предметный интерес США. Они знали её координаты с точностью до 1 мили. Такая точ­ность могла быть доступна, если кто-то был на месте катастрофы К-129. Кто, кроме этой сволочи «Суордфиш»?

С учётом таких «почемучек» родился в творческих муках текст моего документального исследования, наречённый штампом — тостом «За тех, кто в море!». Вопросов мэтру было задано без счёта. И столько же было получено исчерпывающих ответов, сложившихся в судьбу дизельного ракетоносца К-129 на фоне стратегического противостояния подводных сил супердержав.

Готовый фолиант в белке, на отметке трудов за два года, я отвёз на прочтение Анатолию Тихоновичу. Через месяц он позвонил:
— Проглотил за трое суток. Читал круглосуточно как в автономке. Остальные дни и ночи соображал, как прикопаться, — при­знался честно. — Вроде ничего не упущено. Спасибо, уважили мой взгляд на предмет. Но, чтобы не выглядел труд сделанным «по-старчески под себя», меня и Вас, понимаете о чём речь, дайте его на прочтение моряку-эксперту. Желательно с именем. Если одобрит с правкой, пускайте в свет с моим предисловием. Вам оно ушло письмом…

Это был удар ниже пояса. Не каприз. Его можно понять. Сфера должна быть обеспечена вещдоками. А где их взять? Особенно у нас, при тотально поставленной слежке за секретоносителями. Надо выйти на такого мужа, которому особисты не указ?! Для та­кой задачи дивно смотрелся визит к бывшему начальнику штаба Тихоокеанского флота вице-адмиралу Голосову Рудольфу Алек­сандровичу, Герою Советского Союза. Продолжавшему трудить­ся на преподавательской ниве в Генштабе. Под ним когда-то мне довелось служить на Камчатке в непосредственном подчинении. Через коллегу напомнил о себе. И мне как-то, с колёс, по свежему следу раздался звонок вечером:
— Приезжайте!

Встреча состоялась в его домашнем кабинете. Белок книги он пролистнул. Доклад принял устно. И вот что весьма взвешенно сообщил мне по существу проблем этот один из самых информи­рованных моряков в стране:
— Мне выпало по служебным обязанностям не одну сотню раз одних и тех же подчинённых от имени государства кружить в походах на боевом патрулировании. Особых коллизий, когда- либо случавшихся вокруг лодок Кобзаря, не припоминаю. Но вот флоту сверху врубили внеочередную вводную. Не выполнить её было нельзя. В поход внепланово отправилась К-129. Во время похода на меридиане линии смены дат и перехода в западное полушарие Кобзарь не вышел на связь. Из закрытой переписки Комфлота с Центром знаю, что американский спутник засёк нашу пропажу 8 марта 1968 года. В дрейфе. С глубоким креном на левый борт. В аварийном состоянии. В 17 часов по местному времени. По линии МИДа мне сообщили, что спустя годы в одно из наших консульств на территории США напросился на приём мужчина. Его принял сам консул. И вот что узнал в конфиденци­альном диалоге:
— Хочу облегчить душу, — сообщил гость без пафоса. — В пери­од своей службы на флоте США в марте 1968 года я стоял вах­ту в штормовую погоду на эсминце, находившемся на дозорной службе. В тёмное время суток, при плохой видимости, мы про­таранили неизвестную подводную лодку…

Я понял так, что информируя меня по походу Кобзаря, вице-­адмирал просто дал пищу для размышления о судьбе К-129. По­тому, что своего мнения по изложенному, как и по причинам ги­бели лодки, он не высказывал.

А истину в последней инстанции от Штырова я услышал, ког­да вручил ему сигнальный экземпляр своей книги «За тех, кто в море!». Он её прочёл от корки до корки. С учётом сообщённого мне Р.А. Голосовым в той памятной встрече. Его реакция была молниеносной. Не как в тот первый раз. Поднял звонком ночью. Как в автономке.
— Мы с Вами в работе с американскими источниками устано­вили, что шпионский аппарат «Камбала» штатовской подводной лодки «Хэлибат» на дне океана сфотографировал рядом с корпу­сом К-129 тело мужчины в морском реглане. В нём угадывался сам Владимир Кобзарь. Сообщение Рудольфа Голосова оконча­тельно ставит точки над «i» в таинственной операции «Джени­фер». Изначально её целью считалась охота за шифркодом пере­писки лодки с берегом, за устройством баллистических ракет и ядерных торпед. А в какие рамки теперь втиснуть то, что из тай­ного стало явным?
Тело погибшего военного, пусть это будет Володя Кобзарь, подтверждает, что он оказался рядом с лодкой. И вышел наружу не через пролом в корпусе после таранного удара «Суордфиш». А сумел вырвать свою лодку из смертельного клинча. Продул балласт. Всплыл. Вышел на мостик. Только через открытый ру­бочный люк. Другого не дано. С заполненным отсеком дрейфо­вал на поверхности. Пока «Суордфиш» смылась с места проис­шествия, но дала радио, в каком виде оставлена жертва. Иметь такое наглядное свидетельство преступления и оставлять его на плаву на волю волн этим негодяям было нельзя. И дозорный эс­минец был специально послан её добить. Чтобы окончательно спрятать концы в воду. В доказательство: на снимках за рубкой у лодки виден пролом от наезда форштевня корабля.

Операция «Дженифер», таким образом, имела целью избавить дядю Сэма ещё и от позора за садистский поступок. Что испытал Кобзарь в муках за своё Отечество, стоя на мостике израненного ракетоносца, без связи, на морской океанской зыби, знает толь­ко Бог. Для таких случаев у него припасена формулировка:

— И аз воздам!

***

Твёрдо верю, Маршал Советского Союза Сергей Фёдорович Ахромеев, приняв доклад капитана первого ранга А.Т. Штырова по организации перевода сил объединения в боевую готовность, неожиданно задал, и в бровь и в глаз, вопрос Командующему флотилии:

— По-моему, этот офицер не удостоен адмиральским звани­ем? — последовала пауза, которую военачальники умели держать оба. — Выслуга в должности тут не аргумент. Пишите представле­ние, из таких военных кроятся адмиралы!

Из морского фольклора мне известно, что А.Т. Штыров был удостоен адмиральскими орлами, минуя представление флота.

И самое проверенное временем моё убеждение: за вызов, им брошенный правительству США в операции «Дженифер», держа руку на пульсе событий в режиме реального времени, его следо­вало бы удостоить высоким званием Героя России!

Не беда, если даже посмертно! В пример тем боевым сменам, которые стоят по местам на мостиках кораблей в наше суровое время.                                                                                

Николай ТИТОРЕНКО,
писатель-документалист
2016